– И что теперь?
– «Что», «что»… жить будет, спасибо врачам.
– А ребенок?
– Ребенок погиб. Она и не расстроена.
– Это ужасно. Как ее состояние?
Наташка пожала плечами:
– Средней паршивости. Я ей втемяшиваю, что ни один мужик не стоит, чтобы травиться из-за него. Вроде подействовало.
– Значит, все же из-за Мишки? Она его так любит?
– Ольга Мишку? Она его ненавидит. И тебя винит.
– Да меня-то за что?! Мне, кроме Дэна, никто не нужен! Давай я к ней схожу все объясню.
– Не ходи. Хуже будет. Может, потом как-нибудь. Лучше расскажи о своих делах.
– Что тут рассказывать? Приехал, помирились.
– Привет. То ты его порвать была готова, гадом-предателем называла – и так легко простила?
– Ой, Наташ, на фоне всех последних событий это уже как-то померкло. Ему и без того сейчас плохо.
– И где ж он был, голубь твой сизокрылый?
– В экспедицию ездил, сейчас опять уехал.
– Зимой?! Это куда?
– О, у него целая карта составлена, куда еще съездить надо.
– Маш, ну что ты все темнишь? Рассказала бы уже как есть, самой бы полегчало, может, и я бы чего посоветовала. А то грустная такая, что не поймешь, все у тебя в порядке или как?
– Наташ, он домой собирается, – вздохнула я.
– Отчаливает? Насовсем?! Так и разбежитесь?
– И меня с собой звал.
– А ты? – подалась мне навстречу подруга.
– Я сказала, что на край света за ним пойду и еще дальше.
– Так ты с ним уезжаешь?! За границу? А родители? Надо же сообщить!
– То-то и оно, что нет. Он сейчас один поедет. А потом вернется.
– Что же ты такая кислая? Раз у вас все решено уже?!
– У него там такие проблемы, что нам и не снились! – вздохнула я. – Очень мне страшно – за него, за себя. Что все это окажется сном. Что уедет и забудет. Что мы больше не встретимся. Как хочется все тебе рассказать! Устала держать в себе. И его почти не вижу. Приходит – уходит. Боюсь, найдет то, что ищет, и уйдет, не прощаясь.
– С такими сомнениями в его благонадежности как же ты эмигрировать собираешься?
– Я не в нем сомневаюсь, а… как бы тебе это сказать-то? Проблема в его окружении и… Черт! Ладно, проехали.
– Нет, не проехали. Что там с его окружением?
– В общем, большинство будет против меня. Сильно против.
– У-у, матушка. В таком случае я бы на твоем месте сто раз подумала, прежде чем ехать. Одной в чужой стране… Ты от него всецело зависеть будешь.
– Уже триста раз продумала. Я без него не могу. Умру от тоски.
– От тоски не умирают. Главное, чтобы ты, вон как Оля наша, не вздумала. И знаешь чего, ты родителям сообщить не хочешь?
– Нет, – покачала я головой. – Как будет что сообщать, так и озабочусь. А пока других проблем полно.
Я и правда думала, что посвящать родителей в мои дела пока рано. Официального предложения Дэн мне не делал, желания познакомиться с родней не высказывал. Так чего форсировать? Скажешь им – начнут выспрашивать, что я буду отвечать? Вранье тут не прокатит. А правду в моем случае вообще непонятно как озвучить. Разве что он им сам скажет.
Однако мой типично русский авось сделал финт ушами, какого я никак не ожидала. Дэн вернулся за день до Рождества и выразил желание совершить совместную поездку по православным церквям на предмет поиска магических артефактов среди наших святынь. Я должна была оградить его хоть от самых грубых ошибок при посещении храмов.
– Веротерпимость – один из главных постулатов моего отца, – сказал он. – Играть религиозными чувствами людей нельзя ни при каких обстоятельствах. Я стараюсь придерживаться этого правила. А ты выросла в православной культуре и, даже не будучи верующей, сможешь подсказать то, что мне и в голову не придет сделать или, наоборот, не сделать в храме.
– Боюсь, ты не того человека выбрал для сопровождения.
– Не думаю, что все настолько плохо. И я так соскучился. Хочу хоть какое-то время провести с тобой.
Пока мы собирались, я попутно пыталась воскресить в памяти элементарные правила поведения в храме. Женщина должна быть в юбке. И обязательно с покрытой головой. А вот мужчина наоборот – должен снять головной убор, едва ли не при входе в церковную ограду. Еще в храме нужно соблюдать тишину. На этом скудный запас моих знаний иссяк. Ну да надолго мы нигде задерживаться не планируем, может, и ничего.
И вот в разгар этих сборов, когда и настрой был религиозно-возвышенный, и немного волнительно, вдруг раздался звонок в дверь.
– Это может быть кто-то к тебе? – спросил Дэн.
– Вряд ли. Девчонки предупредили бы по телефону.
– Если это снова хозяйка, я ее просто выставлю! – решительно пообещал он и пошел открывать. Я захлопнула за собой дверь ванной и принялась спешно одеваться. Блин, от любого звонка дрожь в коленях. Дожила.
– Маша, ты можешь выйти? – раздался голос Дэна.
– Сейчас, почти оделась. Кто там был? – осведомилась я, застегивая последние пуговицы. Ответа не последовало, поэтому я распахнула дверь, да так и застыла на месте.
– Папа? – только и смогла я вымолвить.
– Здравствуй, доча. Вижу, я приехал вовремя, – ответил он таким тоном, что у меня мурашки по телу побежали. Не вовремя, ох не вовремя! Ну почему тебе было не приехать вчера? Я была бы тебе так рада! Когда Дэна нет – и вещей его в квартире не сыщешь. Это маленькое колдовство он позволял себе с моего молчаливого согласия.
Теперь же одного отцовского взгляда мне хватило, чтобы почувствовать себя последней дрянью. Столько там всего было, что словами не передать. Негодование, разочарование, боль… Что-то сейчас будет.
– Маша, – разорвал напряженную тишину голос Дэна, – представь нас друг другу, пожалуйста.